«Я человек прижимистый», - неожиданно сообщил Владимир Вдовиченков корреспондентам «7Д» во время беседы в ресторанчике на берегу Индийского океана. Верилось в это с трудом не только потому, что артист угощал журналистов отменным вином. Гораздо больше впечатлило, что буквально накануне он подарил своей жене и маме (!) по бриллиантовому кольцу. И вообще, согласитесь, не каждый мужчина захочет взять с собой в отпуск на романтические Мальдивы не только жену-красавицу, но и кроху дочку, и маму-пенсионерку.

- Оля, ваш муж утверждает, что он человек прижимистый.
Владимир: Ты смотри, Ольга, не сбивай, я действительно сказал, что являюсь скрягой, так что и ты гни в ту же сторону.
Ольга: Перестань. Мне кажется, что женщина должна уметь правильно направить мужчину, чтобы он был добрым, нежным, любящим и щедрым. Мне кажется, я это делать умею. Поэтому у меня Володя проявляет все свои лучшие качества. И щедрость в том числе.

- А усмирять его темперамент – ведь он явно человек очень импульсивный и эмоциональный – вы можете?
- А я не усмиряю. Зачем? Я же не дрессировщица. Когда он вспыхивает, я просто делаю вид, что ничего не слышу. Прекрасно понимаю, что вспыльчивость – это черта его характера, и давно привыкла к ней. К тому же я тоже не подарок.

- В чем?
Владимир: Это непростой вопрос, у Ольги все зависит от ситуации. Иногда мне кажется, что она мудра, прямо как Индира Ганди, а в другой раз бывает глупее нашей маленькой дочки Вероники. Но раз мы живем вместе с Олей, значит, мудрости у нее все-таки больше, потому что со мной жить непросто: я вспыльчивый, часто бываю капризным, могу вдруг замолчать, замкнуться в себе, но она в любом случае всегда найдет самые правильные рычажки воздействия на меня. В этом заключается, наверное, житейская мудрость женщины, которая включает в себя все: и ум, и глупость, и податливость, и принципиальность. Такой и должна быть настоящая жена: сейчас умная-преумная, а через час дура дурой. То послушная, нежная, а то вдруг упрется, как ослица, только что вроде была беззащитной, слабой, но через минуту может так, блин, вцепиться в тебя, что только щепки полетят… Семейная жизнь – это очень сложная работа, такая теорема Пифагора, которую постоянно надо наказывать. У меня ведь до встречи с Ольгой было три несложившихся брака, и я понял главное: для того, чтобы два человека, две многогранные личности ужились вместе, нужно уметь каждый раз поворачиваться друг к другу той самой гранью, которая в этот момент необходима.

- Как же Оля вошла в вашу жизнь, да еще так прочно в ней обосновалась?
- С Ольгой мы встретились в 2003 году благодаря Его Величеству Случаю. Я жил один, так как был к тому времени уже весь из себя такой разведенный, можно сказать, завидный жених. И вот как-то купил себе домашний кинотеатр. Мы с товарищем обмывали эту покупку – сидели, бухали и смотрели телик. Тут звонит моя приятельница и приглашает поехать в актерский клуб, говорит, что они едут туда с компанией девчонок. Я спросил: «Кто будет?» «Ольга Филиппова, актриса». – «Что за актриса? Красивая?» - «Красивая». «Сейчас приеду», - сказал я. И поехал. Оля мне сразу очень понравилась, я просто влюбился. Не могу объяснить, как это произошло, но что-то во мне щелкнуло. Я приехал, увидел красивую, независимую барышню, поздоровался, спросил, как ее зовут, предложил выпить. Выпили, поговорили о том о сем, потом разошлись по домам. На второй день встретились, дальше стали встречаться каждый день, а через неделю после знакомства я пригласил Ольгу к себе в гости… Еще через пару дней прямо сказал: «Перевози вещи». Она перевезла и больше уже от меня не уезжала. Она так же, как и я, в тот период жила одна, снимала квартиру, пробивалась как могла в профессии и до сих пор пробивается, а я, к моему стыду, никоим образом не содействую, не проталкиваю, не пропихиваю. Потому что знаю, что у нее и без меня все получится, так как она потрясающе талантлива.

- Оля, а вам первая встреча с Владимиром тоже вспоминается как щелчок сумасшедшей влюбленности? Кстати, вы в тот момент были свободны от каких-либо обязательств перед другими мужчинами?
- Скажем так, почти свободна. Ну, может, только чуть-чуть была занята. Но при встрече с Вовой никакого щелчка, никаких «ах!» у меня не случилось. Ко мне это пришло гораздо позже. Мы действительно познакомились абсолютно случайно. В клуб я пошла просто за компанию. Знала Володю только по фильму «Бригада» – «Бумер» тогда еще не вышел. Но, разумеется, никаких инициатив по поводу нашего знакомства я не проявляла и заводить отношения с Владимиров совершенно не собиралась. Ну представьте, в первые же минуты знакомства мужчина говорит мне: «Выключи телефон». «Почему это?» - спрашиваю. А он: «Выключи, я сказал, и все». Меня это страшно ошарашило.
Владимир: Да ничего ошарашивающего не было. Я же видел, что Ольга и сама с удовольствием выключила бы этот телефон, но ей было неудобно выглядеть такой послушной.
Ольга: Неправда, это только Вове надо было. Он не хотел, чтобы я неожиданно куда-то уехала, вот и все. А если мне будут звонить, значит, такой вариант не исключен. Я выключила, но потом-то опять включила. Правда, не уехала… Но, повторяю, никакого ощущения любви с первого взгляда у меня не было. Мое чувство к Вове пришло плавно, со временем. Честно скажу, поначалу он представлялся мне странным, абсолютно не в моем вкусе, и мне требовалось время, чтобы его почувствовать, раскусить. Только после того, как мы стали жить вместе, я поняла, что это именно тот человек, который мне нужен. Вова- мужчина в полном смысле этого слова. Я не хочу никого обидеть, но сейчас таких мало. Я его очень люблю.

- Оля, а ваша семья из артистических кругов?
- Нет, пап у меня водитель, мама – бухгалтер. Родилась я в Подмосковье, в поселке Шаховская, а потом мы переехали в город Долгопрудный, где я и жила до 25 лет. Там же ходила в музыкальную школу. Став старше, училась в Москве в модельном агентстве, поступила в Музыкальное училище имени Гнесиных и окончила его по классу вокала, затем работала в театре «Летучая мышь» у Григория Ефимовича Гурвича, параллельно начала сниматься в кино, в сериалах. Потом вот дочку родила…

- Как Владимир воспринял известие о беременности?
Ольга: Вова очень хотел дочку, и мне кажется, что сознал он всю радость случившегося, только когда мы узнали, что у нас будет девочка. Более того, по-моему, мы и жить-то по-настоящему начали совместно лишь после рождения Вероники. До этого наши отношения были слишком импульсивными, а с ее появлением на свет мы оба стали учиться идти на какие-то компромиссы, уступать друг другу в чем-то, что очень важно в семейных отношениях.

- А кто в вашей творческой семье занимается бытом?
Ольга: В основном Вовина мама. И огромное ей за это спасибо. Она дает нам возможность заниматься своей профессией. Поэтому мы спокойно уезжаем на съемки: к счастью, сейчас много работы не у только у Вовы, но и у меня. И я безумно благодарна Светлане Викторовне за это и в первую очередь за то, что она помогает нам растить ребенка.
Владимир: При этом абсолютно не вмешиваясь в нашу жизнь, что, мне кажется, важно.

- Ваши отношения оформлены официально или вы только планируете это сделать?
Владимир: Нет, мы в загс не ходили. Но никакого подвоха с моей стороны в этом нет, и на нашей любви это никак не сказывается. Просто не хочу я этого. По одной простой причине – три моих официальных брака ни к чему хорошему не привели.
Ольга: Тем не менее в самом начале Вова несколько раз предлагал мне выйти за него замуж, но я говорила, что подумаю. Вроде как не была уверена в прочности наших отношений. А потом он перестал предлагать. Ну действительно, сколько же можно? Раньше меня это чуть-чуть задевало, но сейчас уже вообще никак не трогает. По-моему, все эти формальности нам ни к чему.
Владимир: На самом деле мы запросто можем оформить наш брак, но мы же романтики и хотим если уж затевать свадьбу, то такую, чтоб земная ось сдвинулась, чтобы земля аж содрогнулась, чтобы со спутника видно было! Но такого мы пока себе позволить не можем. А как только сможем, непременно все организуем.

- Володя, а почему у вас было столько браков?
- Как человек порядочный, я придерживался принципа – сначала в загс, потом в койку. Шутка. А если серьезно, то я прекрасно понимал, что для девушки очень важно, чтобы отношения с парнем были оформлены. Раньше ведь считалось, что незамужняя женщина словно чуточку, на ступень, была ниже замужней. Вроде как: а чего же на тебе он не женится? Значит, не очень-то ты и нужна, в любой момент может бросить. Сейчас, слава Богу, все по-другому и никто никого в таких вопросах не осуждает. Первый раз я женился в 18 лет на девушке, с которой мы в школе учились в параллельных классах. Это были 90-е годы, которые стали испытанием не только для страны в целом, но и для внутренних ячеек общества. Вокруг царит бедность, а в воздухе витает феерическое ощущение богатства – появились люди с серьезным достатком, миллионеры. То есть кажется, вот оно, на ладони, только бери, всем хватит. Но у тебя не получается, ты не можешь принести в семью столько, сколько хотелось бы, и начинаешь ощущать себя неудачником. А для мужчины, имеющего чувство достоинства, это катастрофа. Человек впадает в депрессию, в семье становится жестким. Злым, агрессивным. И в результате капля за каплей разрушается все, что было хорошего, и любовь уходит. Наверное. Можно было так и дальше жить. Живут же многие. Но не из тех, кто может жить с человеком без любви.

- То есть ваша молодая семья не выдержала испытания бытовыми и материальными трудностями?
- Наверное. Но вот что интересно. Когда мы познакомились с Ольгой и стали жить вместе, я не скажу, что у нас в этом плане все было в порядке. Это сейчас я, можно сказать, человек обеспеченный, ну, такой «мидл-класс». А раньше у нас тоже не было денег и бытовых проблем хватало. Но не сожрал же ведь нас быт. Так что дело все-таки, мне кажется, не в быте, а в обоюдном стремлении преодолеть неурядицы вместе, не делая попыток переложить ответственность на близкого человека.

- Во втором браке вы столкнулись с аналогичными проблемами?
- Да, наверное. После развода с первой женой у меня наступил период какого-то безвременья. Я думал: куда пойти на работу? Чем заниматься? Непонятно. Чего только не пробовал! Торговал на рынке, фарцевал. В городскую баню устроился истопником. Работа была удобная: сутки оттопил печку, откидал дрова – шесть дней отдыхаешь… Через какое-то время я встретил Аню, ставшую моей второй женой, в 93-м у нас родился сын Леонид. Сейчас Ленька со своей мамой Анной Леонидовной Вдовиченковой (она оставила мою фамилию) живет в Санкт-Петербурге. Конечно, я понимаю, что он в общем-то был обделен вниманием отца. Но что поделаешь, так сложились обстоятельства. В два года парня увезли и таким образом мое с ним общение ограничили. Я не мог на это дело никак повлиять, хотя, может, и смог бы, но для этого нужно было приложить такие мощные усилия, на которые в тот момент меня не хватило бы. Да и понимал я, что нельзя ребенка отрывать от его мамы, а на нее у меня тогда была обида. Поэтому и спустил все это на тормозах и сказал: «Ну, если ты так хочешь, давай попробуем так…» Кончено, контакт с Ленькой у меня сохраняется, но он происходит реже, чем мне хотелось бы. Но все равно иногда сын приезжает в Москву, мы с ним встречаемся, общаемся, я, бывает, езжу в Питер. Мы с Леонидом в очень хороших отношениях, но, к сожалению, я не могу окружить его таким вниманием и такой опекой, каким окружена наша с Олей дочка Вероника. Но всякого рода финансовые проблемы в отношении сына я беру на себя и готов поддерживать его и морально, и материально в любом его начинании. В поступлении в вуз, к примеру, помогу всем, чем смогу. Другое дело, что, как бы прискорбно это ни прозвучало, своего ребенка я знаю плохо и поэтому, к сожалению, не могу повлиять на сам выбор профессии. Но я точно знаю, что Анька, нужно отдать ей должное, всю свою жизнь и здоровье отдает ему, помогает, делала, делает и будет делать так, чтобы у Леньки все было хорошо. Она в этом смысле молодец.

- Друзьям и знакомым Лени известно ваше с ним родство?
- Очень сильно каюсь перед сыном за один случай. Как-то журналист задал мне вопрос: «У вас есть дети?» «Да, - отвечаю, - есть. Дочь, Вероника». Вот так сглупил. После этого учительница говорит сыну: «Леня, а зачем ты обманываешь, уверяя, что твой пап – артист Владимир Вдовиченков? Он же в журнале не подтвердил этого». Ленька позвонил мне и рассказал об этом эпизоде, а еще сказал: «Пап, никто не верит в то, что ты мой отец. Только один друг Федька верит». Я сразу же сел в поезд, приехал в школу и сказал:: «У кого тут есть вопросы?» А потом спросил сына: «Ну, где твой друг?» Подошел к нему и сказал: «Молодец ты, Федька!» В общем, поддержал как-то сына. И первого сентября специально провожал его в школу, чтобы никто не мог обвинить парня в том, что такой известный папа его бросил. Я все делаю для того, чтобы ни у кого язык не повернулся так сказать.

- А вы сами в какой атмосфере росли, как вас воспитывали?
- Наша семья жила в маленьком городе Гусеве. До войны этот городок находился в Восточной Пруссии, а нынче располагается в Калининградской области. Образовывался из множества, как потом выяснилось, никому не нужных предприятий. На одном из таких заводов, изготовлявшем прожекторы и какие-то сопутствующие штуки для военных аэродромов, работали мои родители: мама была инженером в цехе, а папа – старшим механиком. На вредном производстве, кстати, вкалывали, на штамповке. Несложно догадаться, что воспитания как такового в нашей семье не было, потому что родителям просто некогда было этим заниматься, они очень много и тяжело работали. Единственное, что всегда у нас в семье культивировалось, это такое понятие, как совесть. И, мне кажется, это сыграло свою большую роль как в моей жизни, так и в жизни моей старшей сестры Ирины и брата Костика, который младше меня на 12 лет. Мы четко усвоили, что в жизни самое главное – не быть сволочью. Нам это очень внятно объясняли и прививали. Ну а на всем остальном, типа правил этикета, наши родители как-то не слишком зацикливались. Более ты воспитан или менее – неважно, главное, чтобы был человеком. Я, например, даже будучи ребенком, никогда не мог позволить себе обмануть кого-то из взрослых – ни родителей, ни бабушек-дедушек. Нет, какие-то мелкие детские хитрости, конечно, были, но это даже обманом не назовешь. А вот так, чтобы по-крупному – что-то натворить, набедокурить, а потом свалить на другого, то есть солгать, сделать подлость, - я не мог. У меня и мысли такой не было, чтобы как-то подвести родителей. Вот уходит мама на работу и говорит мне: «Вова, ты остаешься дома один на четыре часа, веди себя хорошо…» И я не мог себе позволить нахулиганить, что-то разбить, сломать. Мне же доверили, на меня положились. Не знаю, может, с высоты прожитых лет я несколько романтизирую себя в детстве, и все же мне хотелось бы, чтобы мой ребенок вел себя так же, как я старался вести себя по отношению к родителям. Помню, один раз в жизни я украл у мамы сорок копеек, потому что безумно хотел иметь пистолет с пробкой. Вынул из кошелька деньги, купил себе игрушку и спрятал. Пистолет, конечно, нашли, к ответу меня, разумеется, призвали. Я долго не признавался, потом горько плакал, очень сильно переживал за свой поступок. Ведь понимал же, что не могут родители позволить себе давать мне деньги на пустяки, но устоять перед соблазном не смог. Зато получил урок на всю жизнь. Наверное, с той поры я к деньгам отношусь достаточно сложно, я уже говорил об этом. Нет, теперь я могу запросто бесшабашно потратить несколько тысяч долларов, чтобы сделать подарок близкому человеку, но при этом буду внимательно следить за тем, чтобы все в доме выключали свет, - вот такой таракан до сих пор сидит у меня в голове. Мне кажется, человек не должен быть пустым транжирой – из-за того, наверное, что я знаю, что такое бедность. Хотя совсем уж бедной наша семья не была никогда. Мы держали хозяйство, и это помогало нам выживать, ведь заработков родителей на нормальную жизнь не хватало. А потом, в 70-х годах, нас «раскулачили» - просто отняли землю, и все. Мы жили в доме, где когда-то располагался ресторанчик. А в моем детстве там квартировали три семьи. Сначала на первом этаже жила одна семья Вдовиченковых, потом туда пришла Светлана Леонова – моя мама: в одной комнате остались дед с бабушкой, в другой обосновались пап с мамой. А на втором этаже жила соседка, она и сейчас там живет. Я уже несколько лет всеми силами пытаюсь выкупить этот дом как память. Хочу сделать из него ресторан, как это было при немцах. Но соседка свою площадь пока не продает. Короче говоря, возле нашего дома была огромная приусадебная территория, с настоящим вишневым садом, с большим огородом. Мы за всем этим хозяйством ухаживали, собирали вишни, картошку сажали, вообще с утра до вечера копались в земле. И живность домашнюю держали – кур, поросят. До сих пор умею закалывать и разделывать свиней… Несколько недель даже помогал отцу на бойне – он там подрабатывал, денег всегда не хватало. И я, 15-летний мальчишка, забывал там кроликов – палкой, по 250 штук. Отец разделывал их, а я натягивал шкурки для сушки. К сожалению, другого способа подзаработать в наших краях не было. В результате мама запретила мне этим заниматься, страшно ей стало за меня. Но мне, наоборот, все это казалось настоящим мужским делом. Я видел бойщиков, которые буквально походя, разговаривая друг с другом, вставляли нож в горло быку, сливали в ведро кровь и тут же с ведра пили ее – ведь она придает сил. Я и сам пробовал эту совсем свежую кровь еще не умершего животного. И видя всю эту кровищу, эти туши животных, этих мужиков-богатырей, я получал мощный всплеск адреналина, чувствовал, как из меня начинали переть какая-то бешеная энергия. Наверное, подобные ощущения испытывали в древности люди во время жертвоприношений… Сейчас, конечно, я уже побрезговал бы такой «соленой» работой, но тогда хотелось соответствовать взрослым мужчинам, походить на них. На папу в первую очередь. Он у меня был сильный, здоровый, красивый дядька. Авторитет его в семье был невероятный. К сожалению, 14 лет назад он умер, в 50 лет. Я в это время был уже взрослым, 22-летним, достаточно самостоятельным парнем, уже дважды женатым.
Умер папа внезапно: вдруг почувствовал себя плохо, а через четыре дня его не стало. Для меня это была большая потеря, но все-таки тогда я эту смерть воспринимал как данность. Вот сейчас порой мне, как ни странно, чаще не хватает отца, чем раньше. А в юности казалось, что я все знаю, понимаю, всему научусь. Но теперь иной раз просто всем своим существом ощущаю, что мне недостает мужского совета. Конечно, есть много людей, с которыми я могу поговорить, - учителя, друзья, коллеги, но все они не знают меня досконально. А папа и мама знают во всех видах – от спеленатого младенца до наглого, готового даже вступит в драку с собственным отцом, злого пацана, который теперь уже превратился в 36-летнего, чуточку уставшего от жизни, достаточно опытного и циничного мужчину. Разумеется, я могу посоветоваться с мамой, но это немножечко не то, потому что мама, как женщина, более склонна к некой лиричности, а иногда – вот только правильно сформулировать бы, чтобы она, прочтя, не обиделась; как бы это сказать – не то что к показушности, но… Так много лет она была всего лишена, что сейчас само ощущение – вот у меня какой сын! – иногда доминирует над тем, что, собственно, нужно этому сыну. Такова, наверное, особенность всех матерей, которые в зрелом возрасте вдруг получают что-то, о чем даже не мечтали. Мама вокруг меня ореол рисует и очень хочет, чтобы этот ореол увидели все. А его, может, и нет, ореола-то этого, и не нужен он никому сто лет. То есть мамино отношение ко мне абсолютно необъективно, а ведь иногда требуется дельный совет, адекватный ситуации. Но так уж в жизни повелось, что мужское и женское сознание, взгляд на многие вещи разительно отличаются. Женщина – это гнездо, опека и безопасность, а мужчина – это перспектива, смелость, решительность, риск и авантюра. Женщины меньше к этому склонны, или же если склонны, как, например, моя сестра Ирка, которая занимается ресторанным бизнесом, то этот авантюризм несколько гипертрофированный. Да по большому счету даже и не советов мне не хватает в жизни, а просто общения, которое мог бы дать отец. Ведь из общения с близким человеком ты не только черпаешь для себя что-то полезное, но и просто подпитываешься им. В этом, на мой взгляд, и есть преемственность поколений – от родителей к детям, от тех – к внукам и так далее. У меня, к сожалению, в полной мере этого не случилось, так как папа умер слишком рано. А брат Костька (он сейчас работает в фирме, занимающейся медиарекламой) – умный, образованный, добрый, честный, порядочный человек, я его обожаю, но он все-таки мой младший брат и сам еще нуждается в моей поддержке.

- В общем, если подвести итог вашей жизни в детские и отроческие годы, можно сказать, что они у вас были безоблачными, если, конечно, не считать материальных трудностей.
- Ну не совеем так. Меня и наказывали, и били, если заслужил. Провинился – получи по заслугам. Сделал хорошее дело – благодарность тебе. В идеале это, наверное, правильный метод. Но я, например, не могу наказать свою дочку, хотя порой она этого и заслуживает. А мои родители были строгими, особенно мама. Оно и понятно, отец все-таки меньше, чем она, занимался нами. Любил нас, конечно, но все-таки больше был озабочен материальным обеспечением. Добытчиком был, одним словом. И вообще, по характеру он был более отходчив, чем мам. Мог наказать, отлупить, а через две минуты подойти, обнять и не то чтобы извиниться, но сделать так, что я уже прямо ластился к нему: «Папа, папа…» А мама в этом смысле держалась до конца – если уж наказан, то неси этот груз сколько положено. А наказывали меня и пороли как сидорову козу в основном из-за неучебы. Нет, я учился, конечно. Более того, Господь от природы дал мне многое. Лет в пять я уже мог читать, писать и развит был не по годам. Вообще мне все легко давалось, и если я прикладывал хотя бы минимальные усилия, то всегда добивался результата. Но учиться в школе мне было неинтересно и скучно. А мама очень хотела, чтобы ее дети получили образование. Это для нее было принципиально. Она говорила: «Ребята, больше всего я боюсь, что вы станете жить так же, как и мы. Учитесь. Рвитесь вперед. Вырывайтесь отсюда. Живите по-другому». Но у меня не было стимула учиться, я не очень понимал – зачем? Ну лучше я буду знать математику или хуже, какая разница? Она мне все равно не пригодится. Но я невероятно много читал, запоем, ночами напролет. Проглотил сотни приключенческих книг. Почему я так рвался сюда, на Мальдивы? Потому что мне хотелось побывать в таких немыслимых, экзотических местах, окунуться в океан, волны которого рассекали бесстрашные пираты, герои Жюля Верна. Я рос мечтателем, путешественником, романтиком. Мне хотелось в жизни чего-то яркого, настоящего, а в школе была скукотища. И в средних классах, когда уже пришел период «сам все знаю», я перестал учиться совсем. В основном на улице время проводил, а там требовалось быть физически подготовленным, потому что жили мы не на Рублевке, где все вопросы с помощью юристов решаются. У нас все было проще: левая рука – адвокат, правая – прокурор, вот и все судебное разбирательство. Поэтому я исправно ходил в спортивный зал, чтобы уметь отстаивать и любовь, и дружбу, и авторитет свой. А защищаться приходилось постоянно, потому что неблагополучные интернатовские дети часто нападали, отбирали деньги, грабили нас. После восьмого класса я твердо заявил дома: Все, иду в ПТУ, как и все мои друзья». Но мама сказала: «До тех пор, пока не получишь среднее образование, даже разговаривать с тобой не буду!» И меня действительно смертным боем избили бы, из дома выгнали бы, если бы я не пошел в девятый класс. Это был принципиальный момент в нашей жизни. И как же я сейчас благодарен маме за ее настойчивость, ведь из всех моих друзей – а это, кстати, были хорошие ребята – 99 процентов пропали: кто погиб в драках, кто спился, кто в тюрьме отсиживается, кто умер от передозировки наркотиков. Мама всеми силами старалась оградить меня от этого мира. Отдала в музыкальную школу, чтобы я учился по классу скрипки, сестру – на виолончель. Заставляла меня, лупила, но все равно моя учеба недолго продлилась – я все-таки упросил ее забрать меня оттуда. А вот сейчас кляну себя за то, что не выучился. Или еще другой пример. Мама вывозила нас в Питер и с утра до вечера гоняла по музеям, театрам. Для меня тогда это была мука мученическая, я ничего не понимал, а сейчас мне такое приобщение к прекрасному прямо необходимо, килограммами готов глотать в любом городе. В общем, спустя годы я понял, что невероятно благодарен маме за то, что она привила нам жажду к познанию, расширяла границы нашей жизни, не ограничивая ее провинциальным мирком.
А еще у меня был дядя Вова, мамин родной брат, старше меня всего на семь лет, Ия его воспринимал как брата. К сожалению, он умер совсем молодым, в 27 лет. Этот человек стал для меня олицетворением другой жизни. Не знаю, откуда в нем это взялось, но на общем фоне он всегда был белой вороной – умный, красивый, модный, из ряда тех самых хиппи и стиляг, которых осуждали. Он слушал западную музыку, не признавал советских порядков. То есть был совсем необычным человеком, уникальным, просто каким-то офигенным. Мне с ним очень повезло. И вот этот мой дядька как-то сказал: «Вован, никогда в жизни не останавливайся и не будь в стаде». Сам он всегда был за флажками, где бы их не ставили.

- И куда вы рванули за флажки?
- после восьмого класса попытался поступить в таллиннское мореходное училище, но не сумел – завалил математику. Пришлось оканчивать школу. Окончил. В армию идти очень не хотелось. Может, из-за нашего школьного военрука Котлова. Он был подполковником, командиром автобата, гордился тем, что непосредственно вводил войска в Чехословакию. В общем, военным был до мозга костей. Когда я пришел в девятый класс, в модном костюме (мы его с дядькой переделали из обычного), с шейным платком вместо галстука, военрук стал меня воспитывать: «Стоять! Смирно!» На что я ему сказал: «Простите, но мы пока еще не в армии, а в школе. Почему же я должен стоять смирно?» Он возмутился, побежал к директору и заявил: «Либо – я, либо – он!» Пришлось идти извиняться, других вариантов не было. Сейчас я этого человека понимаю, он ведь действовал так, как его учили. Но тогда благодаря ему я возненавидел армию всеми фибрами души. И решил не идти туда. Знал, что, если попаду, не смогу смириться с дедовщиной, никогда не буду за кем-то носки стирать, и меня обязательно будут дубасить. Блин, но ведь не хотелось же, чтобы били. С другой стороны, я понимал, что школа мужества должна быть и косить, например, под дурика я никогда себе не позволил бы – все-таки я мужчина. А на взятку не было денег. Поэтому я поехал в Кронштадт и поступил там в мореходную школу, учиться по специальности «котельный машинист». Смысл был такой: строевой шаг отрабатывается, но все равно это не армия, а школа. Семь месяцев я отучился, затем распределился на север, в Мурманск, где отработал полтора года на среднем морском сухогрузном транспорте «Илга». А потом перевелся в Балтийск и отбарабанил еще полтора года на водоналивном танкере, после чего получил военный билет и благополучно помахал ручкой всему этому делу. В результате родине я долг честно отдавал в общей сложности около четырех лет – во вспомогательном флоте ВМФ. Теперь я старший матрос запаса, то бишь, по-сухопутному, ефрейтор, и меня никто не обвинит в том, что я где-то слукавил.

- Стычек с офицерами во время вашей службы избежали?
- А у нас не было офицеров. На судне работают гражданские. Но при этом они люди подневольные, подчиненные. То есть если бы я, условно говоря, напился там и попал в вытрезвитель, то прямо на следующий день меня отправили бы в армию – на три года. Там не было тепличных условий, и в романтике морской я быстро разочаровался, буквально через неделю, - грязно, воняет, башка болит, механизмы все шумят… Не говоря уж о морской болезни. В общем, я понял, что моряка из меня не получилось, на деле все оказалось гораздо жестче и сложнее, чем в любимых мной романтических книгах. Помню, попали мы в какой-то сумасшедший шторм. Для опытных мореходов он наверняка был не самый страшный, для них это привычное дело. Но меня рвало без остановки двое суток, передвигаться мог только на четвереньках. И я попросил дать мне выходной. На что старший механик сказал: «Это твои проблемы, старик. Привыкнешь, пройдет… А поставлю прогул – пойдешь в армию». Так, ползая на четвереньках, я и выполнял свою работу.

- И как же из всех этих сфер вы пришли к своей известности?
- Я уже рассказывал, что с 91-го, когда я вернулся домой, по 96-й у меня был период какого-то безвременья, хотя за это время я успел дважды жениться, ребенка родить. И все равно какие-то абсолютно непонятные годы. Было ощущение, будто я и не жил тогда, а просто лег на волны и несся куда-то по их воле. И не понимал, в какую сторону грести, - ни краев, ни берегов. Только одно направление просматривалось ясно – криминал. Но это я ненавидел всегда. То ли совесть останавливала, то ли страх, не знаю. В общем, в 25 лет наступил момент, когда я совершенно перестал понимать, что мне делать, да и, по правде говоря, уже и не хотел ничего делать. В полную апатию погрузился. Взял стопку видеокассет, какое-то количество алкоголя и прямо сутками напролет тупо смотрел кино, лежа на диване у мамы. И периодически подначивал себя: «ну что, Вовка, у разбитого корыта остался? А дальше что?» И вот однажды, в паузе между переменами кассет, я увидел по телевизору сюжет о парне, сдающем экзамены во ВГИК. Сейчасмы вместе с этим Мишей Дементьевым играем в одном спектакле – «Двенадцатая ночь». Так вот, глядя, как Мишка сдает свои экзамены, я вдруг подумал: «А ведь это прикольно, может, и мне артистом стать?» Тем более что я всегда безумно любил кино. И у меня был кумир, нет, кумирище – Ван Дамм. Кстати, два года назад мы сидели с ним в ресторане за соседними столиками – оба были приглашены на одно мероприятие. На равных. Он ужинал с женой, и я ужинал с женой. Смотрел на него и думал: «Старик, а ведь благодаря тебе я стал артистом». Но подойти постеснялся, даже автограф не взял. Что бы он подумал: «Кто ты вообще такой? Я тебя знать не знаю…» Короче говоря, взял я тогда телефонный справочник и позвонил во ВГИК. Мне сообщили, что набор уже закончен, но есть подготовительные курсы и общежитие, и пригласили приехать. И я решился. Продал машину, сел на поезд и отправился в Москву – к одному знакомому знакомых, у которого я некогда останавливался. Позвонив в квартиру, выяснил, что он там больше не живет. Двое суток жил на вокзале, съездил в институт, там узнал, что через несколько дней будет собеседование. По телефону через каких-то знакомых вышел на одну барышню, с которой буквально за неделю до этого виделись в Гусеве на дискотеке. Она прилетела в Москву утром, а спустя несколько часов опять улетела, и как раз в этот промежуток я к ней пришел. И произошло чудо – она оставила мне на две недели ключи от своей квартиры. А потом было еще одно чудо: Людмила Юрьевна Геника, вдова нашего известного артиста Бориса Чиркова, увидев меня на прослушивании, предложила помощь в подготовке программы. И мы стали с ней заниматься. Благодаря этому в результате я поступил на курс к Георгию Георгиевичу Тараторкину.
На общежитие денег у меня, разумеется, не было, и я позвонил одному своему знакомому – бизнесмену. Опять случай из разряда чудес, потому что он сказал: «Какие вопросы? Приезжай!» И дал мне деньги. Я оплатил свое проживание в общежитии, а потом устроился на работу в клуб, официантом. Почти полгода там проработал, но все-таки меня уволили. Этот труд для меня морально был очень тяжелым. Хотя я честно исполнял свои обязанности, но, если мне не нравились какие-то люди, я прямо говорил, что не буду их обслуживать. Более того, если кто-то начинал хамить, мог подойти и сказать: «Быстренько собрали вещи и вон отсюда!» Однажды выставил каких-то крутых детей каких-то наикрутейших родителей. Бандиты потом приезжали с разборками. Но хозяйка клуба, которая ко мне очень хорошо относилась, утихомирила их. Она вообще меня прикрывала…

- Не она ли стала вашей третьей женой?
- Нет, Лику убили. А женился я совсем на другой девушке. Наталья занималась бизнесом и во всех отношениях была очень хорошим человеком. То есть она и сейчас такой осталась, дай Бог ей здоровья и счастья. Но что-то в наших с ней отношениях не сложилось, начали возникать разные нестыковки, и, пожив какое-то время вместе, мы развелись. Но все это было уже после того, как я окончил ВГИК.

- А профессиональная фортуна-то все-таки когда вам улыбнулась?
- Когда я учился на 4-м курсе, мне предложили прийти на пробы фильма «Бригада». Причем произошло это забавно. Вообще-то я пришел пробоваться на картину «Гражданин начальник». Досталь посмотрел и сказал: «Отлично, будешь у меня сниматься…» Я вышел в коридор покурить, а туда как раз зашла ассистентка режиссера с другой картины. Увидела меня и говорит: «Какая классная фактура, ну-ка пойдем!» Я зашел в павильон, и Лешка Сидоров, режиссер, начал со мной беседовать, типа: «Чем дышишь, о чем думаешь и какой ты вообще?» И слово за слово предложил попробоваться. Через неделю я был утвержден на роль Фила. Когда закончил сниматься, вообще не думал. Что картину заметят. После съемок попросил Лешу: «Пожалуйста, можно мне какую-то нарезку сделать из фильма, чтобы, когда приду показываться в театры и меня спросят: «А кто ты такой?» - я мог представить эти кадры». Но очень быстро стало понятно, что пришла настоящая, просто невероятная популярность. Когда по телевизору показывали вторую серию, я во время рекламы спустился в ларек купить пива, и продавец мне вдруг улыбается во всю ширь: «Это же ты, братан? Слышь, Фил, дай автограф…» Я просто офигел. С тех пор на улицу выходить стало сложно.

- А сейчас, как вам кажется, есть среди новых картин с вашим участием такая, которая могла бы иметь тот же бешеный успех, как в свое время «Бригада»?
- Заранее трудно что-либо прогнозировать, но мне кажется, что таким станет фильм Владимира Бортко «Тарас Бульба» (кинокомпания «Централ Партнершип». – Прим.ред.). Это очень серьезная работа, и там играют потрясающие артисты: Богдан Ступка, Владимир Ильин, Юрий Беляев, Ада Роговцева и многие другие. Нам с моим другом Игорем Петренко достались роли братьев – Остапа и Андрия. Если бы я стал играть Остапа хрестоматийно, то грош мне цена как актеру. Нет, я играл нормального парня, со своими слабостями, глупостями, со своей любовью и ненавистью. Молодого, наивного, преклоняющегося перед отцом и принимающего за догму все, что тот говорит. Я хотел, чтобы у людей, которые будут смотреть картину, сердце разрывалось и обливалось кровью, комок слез в горле стоял. В годы тяжелых испытаний каждый человек защищает не абстрактную страну, не эфемерную Россию, а конкретно своих родных и близких людей. А все остальное – ура-патриотизм. И в «Тарасе Бульбе» эта тема осень четко прослеживается. Ведь что такое родина? Для меня это моя улица, мои соседи, мои друзья и моя семья. Вот их, если что, я буду защищать до последнего. Потому что всех их очень люблю и очень дорожу их любовью ко мне.

© "7Дней", 2008